Опыт эксплуатации первых зенитных ракетных средств, накопленный еще к концу 1950-х гг., свидетельствовал, что практически все они оказались малопригодными для эффективной борьбы с низколетящими целями. Первые же эксперименты по преодолению систем ПВО самолетами, летящими на малой высоте, показали впечатляющие результаты. Так, самолет, летящий со скоростью 720 км/ч на высоте 400 м, удавалось обнаружить с помощью наземных РЛС на дальности 40 км. После этого в распоряжении средств ПВО для подготовки к отражению атаки оставалось немногим более 3 мин. В свою очередь, самолеты, которые могли летать с околозвуковыми скоростями на высотах 50— 100м, обнаруживались на дальности всего 5—10 км, и от момента их обнаружения до пролета над обороняемым объектом проходило всего 15—25 с. За это время средствам ПВО требовалось вычислить параметры движения цели, осуществить ее захвати сопровождение, определить степень угрозы, возможность обстрела и, в конечном счете, произвести пуск ракет. Для борьбы с таким противником требовались качественно иные зенитные ракетные средства.

Работы над их созданием начались еще в конце 1950-х гг. Однако быстрого успеха достичь не удалось никому — ни американцам («Маулер»), ни англичанам («Тайгер Кэт»), ни французам («Кактус»)… Сложность поставленной задачи оказалась на пределе технических возможностей того времени. В результате во второй половине 1960-х гг. на смену большинству программ, ориентированным на разработку маловысотных ракетных комплексов ПВО, пришли более прагматичные, базировавшиеся на использовании автоматических зенитных пушек.

Особый интерес к этому направлению возник после того, как в СССР была принята на вооружение ЭСУ-23-4 «Шилка» (головной разработчик — ОКБ-40 Мытищинского машиностроительного завода), оснащенная четырьмя 23-мм пушками. В середине 1960-х гг. боевые возможности «Шилки» начали интенсивно рекламироваться перед военными руководителями стран Варшавского Договора, а также ряда стран Ближнего Востока, Африки и Азии. При этом гостям, как правило, сообщали, что в действии были показаны лишь самые первые серийные образцы ЗСУ и ведутся работы над ее следующими, более эффективными вариантами.

Действительно, ставшая первенцем в своем классе, «Шилка» имела целый ряд недостатков. Так, ее РЛС 1РЛЗЗ обладала ограниченными поисковыми возможностями — в секторе 15—40° по азимуту с одновременным изменением угла места в пределах 7° от установленного направления оси антенны. Высокая эффективность обнаружения целей достигалась лишь при получении предварительного целеуказания, а при его отсутствии не превышала 20%.

Головная роль в начавшихся в 1968—1969 гг. работах по модернизации «Шилки» отводилась конструкторскому бюро Ульяновского машиностроительного завода, где уже имелся опыт создания радиоприборного комплекса для управления огнем зенитной установки «Енисей». Там для «Шилки» переработали РЛС, усовершенствовали боевую машину. В результате были повышены вероятность захвата цели РЛС и эффективность стрельбы. В течение 1970—1971 гг. на Донгузском полигоне, на полигоне в Кубинке и в Туркменистане прошли полигонно-войсковые испытания нового варианта «Шилки», которые продемонстрировали заметный рост ее характеристик.

Одним из первых зарубежных ответов «Шилке» стал шестиствольный «Вулкан», который в 1970 г. начали приспосабливать в качестве скорострельной зенитной пушки. Впрочем, у заказчиков большого энтузиазма зенитный «Вулкан» не вызвал из-за ограниченной дальности, точности и эффективности стрельбы. Ненамного лучшие результаты показали в те годы и другие артиллерийские установки, специально созданные для борьбы с маловысотными целями.

В результате за рубежом на какое-то время наилучшим решением проблемы борьбы с подобными целями были признаны переносные ЗРК, а также комплексы, использовавшие авиационные управляемые ракеты, приспособленные для запуска с наземных установок. Тем не менее солидные «бреши» в американских и западноевропейских маловысотных средствах ПВО по-прежнему сохранялись. Ведь начало 1970-х гг. принесло с собой не только появление сверхзвуковых пассажирских лайнеров и аэробусов. В эти годы боевые самолеты уверенно освоили малые и предельно малые высоты, где они летали с дозвуковыми и сверхзвуковыми скоростями, используя новейшие средства радиоэлектронного противодействия. Становилось реальностью и создание штурмовиков, бронирование которых позволяло выдерживать попадание 23-мм снарядов. Тогда же в боевых действиях во Вьетнаме и на Ближнем Востоке высокую эффективность продемонстрировали и боевые вертолеты, вооруженные противотанковыми ракетами. Их тактика действия, как правило, заключалась в занятии позиции, укрытой в складках местности, и «подскакивании» на высоту 15—25 м с запуском в течение нескольких секунд серии ракет. Подобная тактика привела к резкому уменьшению дальности обнаружения подобных воздушных целей средствами ПВО и сокращению времени для подготовки данных к открытию огня.

И вновь, как и за десятилетие до этого, делались выводы о том, что для ведения эффективной борьбы с таким воздушным противником необходимы системы ПВО, построенные на основе комплексного использования средств разведки и поражения, имеющие высокую степень автоматизации процессов получения и обработки информации, управления и целераспределения. В свою очередь, их создание должно было базироваться на использовании системного подхода, основной целью которого являлось достижение оптимальных или рациональных (достаточных, приемлемых) значений показателей качества сложной технической системы в целом, а не отдельных элементов.

Впервые подобный подход применительно к созданию средств ПВО был применен в 1963— 1964 гг. при выполнении НИИ-3 с участием ряда организаций НИР «Бином», поставленной НТК ГРАУ, результаты которой в дальнейшем послужили обоснованием и научной основой для создания второго поколения систем вооружения войск ПВО Сухопутных войск.

В сделанных тогда выводах были отмечены основные тенденции развития средств воздушного нападения: сохранение численного состава самолетов; унификация их типов; оснащение аппаратурой создания активных и пассивных помех; ведение боевых действий тактической авиацией преимущественно на малых высотах; появление боевых вертолетов. При этом проведенный анализ показал, что ни одно из средств ПВО, имевшихся или готовившихся к принятию на вооружение советских Сухопутных войск, в полном объеме способностью борьбы с такими целями не обладало.
Одним из итогов выполнения НИР «Бином» стала оценка возможного исполнения перспективного средства ПВО для танковых и мотострелковых полков, способного действовать в составе передовых сил, а также отражать атаки наземного противника. Оно представлялось в виде некоего конгломерата, оснащенного более мощным по сравнению с «Шилкой» пушечным вооружением и зенитными управляемыми ракетами типа «Стрела-1», а также радиоприборным оборудованием, обеспечивающим стрельбу пушек и наведение ракет.

В конце 1960-х гг. на Донгузском полигоне НИИ-3 ГРАУ, ЦНИИТОЧМАШ МОП при поддержке ГРАУ приступили к подготовке ТТТ к новому полковому комплексу ПВО.

В основу этой работы был положен опыт первых лет эксплуатации «Шилки», показавший, что зенитная артиллерия, несмотря на высокую эффективность и хорошие боевые качества первых принятых на вооружение ЗРК малой дальности, по-прежнему сохраняет право на достойное место в арсенале средств ПВО, а также способна эффективно поражать живую силу и бронетанковую технику противника. Свойственные же автоматическим пушкам недостатки (малые зоны эффективного обстрела целей и неудовлетворительное могущество снарядов, необходимое для поражения новых типов целей) считались преодолимыми за счет увеличения их калибра до 30 мм. По расчетам, это позволяло снизить в 2—3 раза необходимое для поражения цели число попаданий, увеличить эффективность поражения наземных целей при сохранении прежнего темпа стрельбы. В то же время дальнейшее увеличение калибра не позволяло обеспечивать такой темп стрельбы.

В целом, этими требованиями предусматривалось, что новый комплекс должен находиться в постоянной готовности к оценке воздушной обстановки, обнаруживать воздушные цели во время движения, иметь малое время реакции, высокую вероятность поражения целей, а также быть высокомобильным и аэротранспортабельным, иметь низкую стоимость и быть относительно простым в обслуживании.

А.Г.Шипунов

В сформированном ТТЗ задавались требования по дальности, высоте и боевой эффективности стрельбы, которые вдвое превышали характеристики «Шилки», а время реакции (время от момента выдачи информации по цели от системы обнаружения цели на средства сопровождения до нажатия оператором кнопки «пуск») составляло не более 10 с.

Вскоре, в соответствии с полученным от Министерства обороны ТТЗ, в тульском Конструкторском бюро приборостроения приступили к проработке ЗСУ типа «Шилка», оснащенной двумя 30-мм пушками. Работе был присвоен шифр «Тунгуска», а главным конструктором ЗСУ был назначен начальник КБП А.Г. Шипунов. Контроль за ходом работ осуществляло 1839 ВП Министерства обороны, которым руководил И.П. Бесчастный, а с 1975 г. — В.И. Басов.

Аркадий Георгиевич Шипунов вспоминал: « Мы в КБП начали задумываться над этой работой, еще занимаясь улучшением «Шилки», когда принимали меры для уменьшения ошибок в прицеливании, изучая возможность увеличения могущества ее снарядов. Занимаясь этим, мы пришли к пониманию необходимости перехода к использованию разделенных РЛС, к установке счетно-решающего устройства и к 30-мм пушкам. И, в какой-то степени, основываясь на наших работах, заказчики начали готовиться к постановке задачи на новое, исправленное и дополненное издание «Шилки», которое по-лучило название «Тунгуска». С подготовленными документами они пришли в ВПК, там начали мерить, гадать — какому предприятию выдать задание на ее проработку. Хорошо усвоившие уроки «Шилки» мытищинцы сразу же отказались от этой работы, отказались от нее и в Минрадиопроме, который в то время являлся монополистом в подобных делах. В результате ее определили в Миноборонпром, к Звереву. Сергей Алексеевич обзвонил всех своих главных конструкторов и остановился на нас, потому что, как он сказал мне по телефону: «Все от нее отказались».

Какое-то время темп работы оставался невысоким, поскольку в КБП еще не располагали достаточным количеством экспериментальных данных по испытаниям создававшихся здесь и наиболее подходивших для решения поставленной задачи 30-мм автоматических пушек АО-17 и АО-18. Серьезная экспериментальная проверка требовалась и для вопросов, связанных с другими элементами установки — радиоприборными комплексами, прицелами, снарядами и пр. Да и в целом сама постановка новой задачи вызывала немалое количество вопросов и сомнений. В конечном счете оценки специалистов КБП показали, что реального прорыва в увеличении эффективности перспективной войсковой системы ПВО малой дальности удастся достичь лишь при рациональном сочетании пушечного вооружения с ракетным.

Эта идея базировалась на схожести систем управления артиллерийским и ракетным вооружением, возможности использования одних и тех же информационных систем для наведения пушек и ракет. При этом ракеты должны были обстреливать воздушные цели, летящие во всей зоне поражения, а пушки — вести огонь по целям, двигающимся на предельно малых высотах и внезапно появляющимся из-за укрытий. Кроме того, пушечное вооружение, ввиду низкой стоимости его боеприпасов, могло применяться для поражения дешевых и массовых целей, таких как дистанционно пилотируемые летательные аппараты. Аналогичным образом были обоснованы и требования к РЛС обнаружения, которая служила для обеспечения высокой эффективности стрельбы в любом направлении.

Тем временем четко отлаженная машина принятия решений продолжала набирать обороты. 8 июня 1970 г. по инициативе ГРАУ было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР №427-151 о проведении КБП в кооперации с рядом других организаций оборонных отраслей промышленности научных и экспериментальных работ по определению возможности создания новой 30-мм самоходной зенитной установки.

А.Г. Шипунов вспоминал: «Оказавшись перед свершившимся фактом, я начал было возражать. Вскоре меня пригласили на совещание в ВПК, где внимательно выслушали точку зрения предприятия. Я объяснил, что нам необходимо упредить ситуацию, в которой ранее оказались разработчики «Шилки». Конечно, мы найдем новые решения, сделаем все лучше, но ведь от ограничений, которые нам задаст использование пушек в качестве основного огневого средства, мы не уйдем. Получим дальность действия четыре километра, высоту — три, но все равно это будут «те же щи, только пожиже». В заданной нам работе отсутствовал какой-либо качественный скачок, который позволял нам выйти на создание комплекса нового поколения. Поэтому я предложил, чтобы нам разрешили делать не пушечный, а ракетно-пушечный комплекс. Конечно, свое выступление я сопровождал показом многочисленных схем, графиков, таблиц, которые мы подготовили на предприятии.
Мое выступление вызвало некоторый скептицизм, особенно среди представителей радиопрома, справедливо увидевших в нас потенциального конкурента. Напротив, у руководителя ВПК Леонида Васильевича Смирнова наше предложение вызвало заметный интерес, поскольку руководители разработки, как правило, стремились упростить стоящие перед ними задачи. И разрешение на проработку ракетно-пушечного варианта, которого я так добивался, было получено.
Первоначально на предприятии разработку проекта ракетно-пушечной «Тунгуски» возглавил начальник отдела КБП Валентин Иванович Абаулин, кандидат технических наук, известный еще и тем, что был чемпионом СССР по русским шашкам.
Работа над «Тунгуской» значительно отличалась от всего того, чем нам прежде доводилось заниматься.
Это была не только новая, но и гораздо более сложная для нашего предприятия задача. Нам потребовалось создать новое подразделение, в котором занялись выполнением громадного объема работ, имеющих соответствующую специфику. Это отделение мы организовали на основе отдела, создававшего боевые машины, а его первым руководителем стал Рудольф Янович Пурцен. Под его руководством было проработано множество компоновок «Тунгуски», пока, наконец, не пришли к варианту, который удовлетворил всех. Эта компоновка, с боковым расположением пушек и ракет, вьглядела и красиво, и компактно, на ней хорошо увязаны все принципиальные решения.
Вскоре на подмогу Пурцену был направлен Петр Сергеевич Комонов, ставший заместителем начальника отделения. В результате, на начальном этапе работ по « Тунгуске» основное руководство было за мной, Пурценом и Комоновым, а также за начальниками отделов Владимиром Григорьевичем Внуковым, Виктором Константиновичем Коростиевым, Александром Дмитриевичем Пучковым и Владимиром Марковичем Кузнецовым. Затем мы создали еще одно подразделение, в котором занялись вычислительной техникой, программным и математическим обеспечением. Его начальником стал Александр Лазаревич Кричевский»

Для решения задач внешнего проектирования в отделе В.И.Абаулина была организована специализированная лаборатория, которая в дальнейшем под руководством Сергея Михайловича Березина, сына выдающегося конструктора-оружейника М.Е.Березина, выросла в крупное многопрофильное отделение. С.М. Березин фактически добровольно взял на себя выполнение анализа условий будущего боевого применения «Тунгуски», выбор типичных объектов размещения вооружения и боевых ситуаций, военно-экономический анализ, формирование рационального типажа боеприпасов и пушек унифицированной системы, прогнозирование сроков их сменяемости.

В процессе решения этих насущных задач начали кристаллизоваться и отрабатываться основные теоретические положения прикладной науки эффективности различных видов вооружения, которые со временем стали признавать как межотраслевые каноны. Поднимая столь многообещающую научную «целину», С.М.Березин мудро воспользовался этой исключительно благоприятной предпосылкой для повышения уровня научной квалификации кадров предприятия, собственным примером показывая, как надо компенсировать молодой возраст коллектива авторитетностью ученого мнения его сотрудников.

В итоге, в подготовленном к началу 1973 г. эскизном проекте вместе с основной пушечной «Тунгуской» был предложен и не имевший аналогов проект ее ракетно-пушечного варианта. Этот комплекс получался максимально автономным: в одной боевой машине были совмещены радиолокационные и оптические средства обнаружения, сопровождения и управления огнем, пушечное (основное) и ракетное (дополнительное) вооружение. При этом использование в составе «Тунгуски» комбинации из радиолокационных и оптических средств позволяло рассчитывать на эффективную работу по целям, летящим на высотах до 10 м, на высокую помехозащищенность комплекса.

Огневыми средствами «Тунгуски» должны были стать два 30-мм автомата с системой жидкостного охлаждения и боекомплектом патронов, а также восемь пусковых установок с направляющими и боекомплектом ракет в транспортно-пусковых контейнерах. Дальность действия пушек должна была достигать 3,5 км, ракет — до 8 км. По-сути, ракетно-пушечная «Тунгуска» должна была стать первым в мире двухэшелонным самоходным комплексом ПВО малой дальности.

Однако к этому времени в заделе была лишь мощная и легкая двуствольная пушка конструкции В.П. Грязева. Ракета имелась только в замысле — бикалиберная, со стартовым двигателем большого диаметра и маршевой ступенью меньшего диаметра. По предварительным оценкам, стартовый двигатель мог разгонять ракету до 900 м/с и отстыковываться, после чего маршевая ступень продолжала двигаться на излете. В то же время высокие баллистические характеристики маршевой ступени позволяли ей лететь в плотных слоях атмосферы с минимальными потерями скорости. В результате, на 8-км дальности она имела скорость порядка 450 м/с и располагаемые перегрузки, достаточные для поражения маневрирующей воздушной цели. Управление ракетой должно было производиться по радиокомандам, формируемым аппаратурой, установленной в ЗСУ. В свою очередь, бортовая аппаратура, размещаемая в маршевой ступени, занимала относительно небольшой объем, что позволяло оснастить ракету боевой частью, масса которой составляла почти половину массы маршевой ступени.

Предоставим слово А.Г. Шипунову. «Разработку ракеты для «Тунгуски» мы решили не отдавать в подразделения, где работали разработчики ПТУРСов. Для этой задачи требовались другие технические решения, и для их поиска мы создали отдел под руководством Владимира Марковича Кузнецова, ставшего главным конструктором ракеты. Молодого, но уже опытного инженера-ракетчика, чувствительного к новым идеям и способного генерировать их самостоятельно. Стоит отметить, что в этой работе у нас сложился работоспособный коллектив, с большим количеством творческой молодежи.
Первое время свою главную задачу мы видели в том, чтобы определиться с ракетой, выбрать ее параметры, компоновку. Конечно, на предприятии эта работа не обходилась без споров, рассматривались различные проекты. Я старался вести себя в этих работах как можно более сдержанным. Но свое мнение, какой должна была получиться ракета, я уже сформировал и при любой возможности подталкивал проектировщиков к варианту с отделяемым стартовым двигателем и не оснащенной двигателем малокалиберной маршевой ступенью — к так называемой бикалиберной схеме. Такая ракета существенно отклонялась от традиций, в первую очередь, из-за отсутствия маршевого двигателя, наличие которого на зенитной ракете считалось обязательным. Бытовавшие каноны требовали наличия полностью активного участка траектории, поскольку торможение маршевой ступени ракеты требовало отработки дополнительного углового ускорения. А мы, перейдя на использование только стартового двигателя, основную работу по наведению переложили на пассивный участок. Но, поскольку при этом мы вдвое уменьшали калибр маршевой ступени, то значительно уменьшались и силы торможения. А имея траекторию полета по времени, можно было выяснить действующие силы и моменты, которые могли быть скомпенсированы в программах наведения. Хотя поначалу никто в эти цифры особенно не верил, но это была реальность. В конце концов, именно на этом варианте мы все на предприятии и сошлись. Конечно, сегодня хорошо видно, что тогда нам не удалось достичь идеала с точки зрения выбора оптимальных параметров или конструктивных решений. И все-таки найденная нами схема ракеты содержала в себе свежую и очень перспективную идею, позволившую добиться отличных результатов».

В.М.Кузнецов

Предложенная для новой ЗУР компоновка действительно не имела аналогов среди зенитных ракет малой дальности, а потому она сразу же приобрела не только союзников, но и оппонентов, причем из числа весьма именитых конструкторов.

Как вспоминал С.М. Березин, «после выработки в нашем отделе предложений по формированию облика ракеты с отделяемым двигателем и со значительным перепадом по калибру нам пришлось не раз съездить в НИИ-3. Объяснять преимущества нашего решения, налаживать контакты с отделами, которые курировали зенитное направление и вели военноэкономический анализ. В целом нами тогда была проделана большая работа: проводились техсоветы, защиты результатов работ. Конечно, тогда мы еще довольно слабо разбирались в этой тематике, поэтому все расчеты давались сложно».

Впрочем, тулякам было не в новинку идти наперекор устоявшимся мнениям. Тем более что с каждым месяцем бикалиберная компоновка ракеты демонстрировала свои все новые и новые достоинства. Так, отсутствие двигателя на маршевой ступени исключило задымление линии визирования цели на самых ответственных участках перехвата, гарантировав надежное и точное наведение ЗУР, позволило уменьшить ее массу и габариты, упростить компоновку бортовой аппаратуры и боевого снаряжения. Этому же способствовало и реализованное для ракеты пассивное аэродинамическое демпфирование в полете, которое было обеспечено коррекцией контура управления путем передачи на ракету соответствующих команд от вычислительной системы комплекса. В целом применение бикалиберной схемы позволило практически вдвое уменьшить массу ракеты по сравнению с одноступенчатыми ЗУР, имеющими аналогичную зону поражения, и получить более высокие летно-баллистические характеристики.

Е.Е.Шорников

Характеристики принятого для «Тунгуски» 30-мм двуствольного зенитного автомата 2А38 в полной мере соответствовали уровню ожидаемого совершенства всей установки. При начальной скорости снарядов 960— 980 м/с зона его поражения составляла 4 км по дальности и 3 км по высоте. Автомат мог работать при углах возвышения от -9 до + 8°, а темп стрельбы составлял 4060—4810 выстр./мин. При этом боекомплект снарядов находился в общей патронной ленте, состоявшей из звеньев с патронами, имеющими снаряды осколочно-фугасно-зажигательного (ЗУОФ8) и осколочнотрассирующего действия (ЗУОР6) в соотношении 1:4. Автомат оснащался единым механизмом подачи и одним стреляющим механизмом ударного действия, который поочередно обслуживал левый и правый стволы. Автомат сохранял свою работоспособность в диапазоне температур ±50°С. При положительных температурах стволы пушек охлаждались водой, а при отрицательных — антифризом.

Конструктивные решения, использованные при создании 2А38, обеспечили его надежную работу во всех условиях эксплуатации: при дожде и обледенении, при стрельбе без чистки и смазки в течение нескольких дней. При этом живучесть каждого ствола составляла не менее 8000 выстрелов при режиме стрельбы 100 выстрелов на автомат с последующим охлаждением.

А.Г. Шипунов отмечал: «На начальных этапах создания автомата нам было задано, что точность его наведения должна быть в три раза лучше, чем у «Шилки». Однако даже такие требования не обеспечивали того, что цели на границах зон поражения будут поражаться первой очередью. Конечно, мы не могли так просто согласиться с этим и обратились к разработчикам приводов наведения в Ковров. Но там каких-либо решений быстро найти не смогли, и мы взялись за это дело традиционным способом, взявшись за решение этой проблемы у себя. Вскоре мы выяснили, что точность наведения лимитируется используемыми системами управления приводами. Я предложил заняться решением этой проблемы нашему ведущему специалисту Евгению Ефимовичу Шорникову, и вскоре он нашел интересный вариант. Мы быстро сделали экспериментальный образец, отправили его на полигон, и оказалось, что все в порядке. Потом мы повторно пообщались с ковровчанами, и они приняли от нас новое задание. В итоге мы добились того, что у «Тунгуски» каждая очередь накрывает цель в любой точке зоны поражения. И даже групповые ошибки не превышают величину эллипса рассеивания.
Когда мы вышли на защиту эскизного проекта по пушечно-ракетной «Тунгуске» в ГРАУ, среди собравшихся поднялся легкий ропот. Всем с первого взгляда было более-менее понятно, что будет собой представлять боевая машина, радиолокаторы, скорострельные 30-мм пушки. Но наша бикалиберная ракета оказалась для всех полным откровением. Конечно, не все в ней выглядело изящно, что-то мы сделали с излишним запасом. Однако объявленные мной на защите характеристики настолько выбивались из общего ряда, что заставляли всерьез задуматься. Действительно, при той же массе, что и у английской «Рапиры» или «Стрелы-10», мы получили в полтора раза большую дальность действия. Англичанам, по понятным причинам, вступить с нами в дискуссию не удалось, а присутствующий на защите проекта Александр Эммануилович Нудельман, когда начались выступления, встал и сказал, что такой ракеты быть не может. Естественно, что все взоры обратились ко мне. Председательствовавший на защите генерал, после этих слов спросил меня:
— Аркадий Георгиевич, как вы относитесь к такому выводу? Вы согласны с ним?
А я, все еще находясь под впечатлением только что сделанного мной доклада, с некоторым торжеством в голосе сказал:
— Отношусь, как к высшей похвале!
Вслед за этим последовали сдержанные усмешки присутствовавших, недовольный ропот, но в дискуссию никто вступать не стал.
Через какое-то время свои негативные выводы относительно нашей ракеты прислали в ГРАУ и другие конструкторы-ракетчики. Тогда мне не удалось познакомиться сними подробно, но в общих чертах мне о них рассказали. Конечно, это неприятно, когда сомнения высказывают коллеги по цеху, но что я мог им противопоставить? Только успешно летающую ракету».

Однако, несмотря на поддержку полученную НИИ-3 и ГРАУ, время для принятия окончательного решения вопроса об использовании в составе «Тунгуски» ракет еще не пришло. В 1973 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о разработке технического проекта и опытного образца зенитно-стрелковой установки «Тунгуска». В том же году решением Совета Министров СССР была задана НИР «Запруда», главной целью которой стал поиск путей защиты Сухопутных войск и, в первую очередь, наступающих танков и бронетанковой техники от ударов боевых вертолетов.

По воспоминаниям А.Г. Шипунова, «выпуск эскизного проекта по «Тунгуске», где мы предложили как вариант установку дополнительного ракетного вооружения, заметно усилил волнение в стане наших конкурентов из радиопромышленности. Они тотчас засуетились, начали выдвигать свои предложения. В общем, началась традиционная борьба сторонников и противников. В тот момент я всерьез начал опасаться, что нашу инициативную работу закроют, тем более что министр радиопромышленности Валерий Дмитриевич Калмыков и наш министр Сергей Алексеевич Зверев были соседями по даче и могли обсуждать в неформальной обстановке самые щекотливые вопросы. Но удача все же была на нашей стороне.
Однажды в ВПК состоялось совещание для узкого круга лиц, имевших отношение к разработке войсковых средств ПВО. Выступивший первым Калмыков начал с того, что принялся нас уговаривать отказаться от избранного пути:
— Разве вы понимаете, что такое зенитная ракета, — говорил он. — Это же не ПТУРС!
Постепенно он начал заводиться все сильнее, заговорил о том, что скоро воздушные цели будут поражаться лазерными лучами и что эта работа уже на выходе. Однако на присутствовавшего на совещании Зверева пламенная речь Калмыкова особого впечатления не произвела. И когда пришел его черед выступить, он подошел к этому вопросу по-деловому:
— Туляки хотят делать ракету как дополнительное вооружение комплекса. Пусть делают, у них есть для этого все возможности. Такой подход к делу можно только приветствовать, потому что в результате страна получит оружие, которого больше ни у кого нет.
Собственно, после этого совещания разработка ракеты за нами начала окончательно затверждаться. Колоссальную помощь оказали нам в то время в ГРАУ и в его головном НИИ-3, где нас поддерживали ведущие специалисты, работавшие в управлении ПВО, — И.И. Златомрежев и С.А. Пересада».

Пока в Москве шли дискуссии, на Донгузском полигоне (начальник полигона — O.K. Дмитриев) начались испытания в рамках выполнения НИР «Запруда». Роль головного исполнителя этой работы была отведена НИИ-3 (научный руководитель работы — С.И. Петухов).

На полигоне было подготовлено и проведено опытное учение (руководитель учения — В.А. Гацолаев) с боевыми стрельбами по вертолетам-мишеням из различных видов оружия (танкового, противотанкового, зенитного, включая новейший ЗРК «Оса»), находившихся на вооружении Сухопутных войск. Результаты учения свидетельствовали о том, что предложение КБП и ГРАУ о создании ракетно-пушечного комплекса малой дальности является правильным и своевремен¬ным. В итоге, в 1975 г. ТТТ ГРАУ МО к «Тунгуске», оснащенной артиллерийским и ракетным вооружением, были окончательно утверждены. В этой работе приняли участие военные инженеры ГРАУ Е.М. Трубников, В.Ю. Войцеховский, Н.П. Брызгалов, В.М. Шкуратовский, сотрудники НИИ-3 B.C. Щукин, В.И. Барабанов, А.Д. Турьянов.

Получив положительное заключение, коллективы КБП и предприятий-смежников под контролем заказчиков приступили к разработке технической документации, а затем и к изготовлению первого образца ЗСУ. Завершение его сборки, которая велась в опытном производстве КБП, намечалось на 1976 г. Еще два опытных образца «Тунгуски», предназначенные для проведения предварительных и государственных испытаний, изготавливались на Ульяновском механическом заводе, который был определен как будущий изготовитель серийных боевых машин.

Однако ускорения в работах вновь не последовало, на этот раз — по организационным и финансовым причинам. Ведь другой стороной ожидаемого увеличения эффективности «Тунгуски» являлось значительное усложнение, необходимость привлечения к работам мощнейшей кооперации, в которую должны были войти около сотни предприятий из 13 министерств. И при вполне естественном возрастании стоимости разработки ее целесообразность стала вызывать все большие сомнения в аппарате Министерства обороны. Они еще более усилились после того, как в том же 1975 г. на вооружение был принят модернизированный вариант самоходного ЗРК «Оса». Новый комплекс «Оса-АК» имел более высокие характеристики по дальностям и высотам поражения целей, чем это намечалось для «Тунгуски». К тому же его разработчики не собирались почивать на лаврах: уже в ноябре 1975 г. они приступили к очередной модернизации «Осы», которая должна была приобрести способность борьбы с боевыми вертолетами. В том же году начались работы и над ЗРК малой дальности нового поколения «Тор». В итоге, было принято решение о прекращении финансирования работ по «Тунгуске»…

П.Н.Кулешов

Впрочем, сторонники «Тунгуски» (а в их числе были заместитель министра оборонной промышленности Лев Сергеевич Мочалин и начальник ГРАУ маршал артиллерии Павел Николаевич Кулешов) не сложили руки.

П.Н.Кулешов вспоминал: «Мне довелось находиться в самой гуще процессов, связанных с этой работой. В тех условиях заказчикам ПВО приходилось делать и обосновывать крайне нелегкий выбор между стремлением к достижению максимальных характеристик и стоимостью разработок, между стремлением к унификации и созданием узкоспециализированных средств. И я делал все, чтобы претворять в жизнь свои главные деловые принципы. Я реализовывал их с той целью, чтобы добиваться достижения наивысших характеристик нового оружия. Для этого я, как и в военные годы, рассредоточивал силы, что позволяло избегать проявления субъективных ошибок в разработках, способствовал созданию и всестороннему развитию конструкторских коллективов, в которых нарабатывались новейшие технологии и где вырастали и выходили «в люди» талантливые специалисты и руководители… Безусловно, в эти годы с решениями, которые я принимал и отстаивал, находясь на своем посту, были согласны далеко не все. Случались и обиды, и многолетние размолвки, порой перераставшие в жаркие словесные баталии на самых высоких уровнях. Но, в конечном счете, в большинстве своих предложений я находил поддержку у руководства Министерства обороны и страны. И одной из разработок, потребовавших от меня приложения максимальных усилий, была «Тунгуска».

Для возобновления работ по «Тунгуске» потребовались почти двухлетние настойчивые усилия, которые вместе с П.Н. Кулешовым, Л.С. Мочалиным и А.Г. Шипуновым предпринял начальник головного НИИ-3 Алексей Николаевич Волжин. Их основными аргументами в этой борьбе было то, что «Тунгуска» будет обладать не только высочайшей эффективностью поражения целей, но и минимальным временем реакции — втрое меньшим, чем у ЗРК «Оса-АК». Эта характеристика, как показывал анализ боевых действий во Вьетнаме и на Ближнем Востоке, становилась одной из определяющих в борьбе с воздушными угрозами нового поколения. И возможность продолжить работы над «Тунгуской» вскоре представилась.

По воспоминаниям Л.С. Мочалина, «подготовка к новому выходу на сцену « Тунгуски » началась после того, как к нам в министерство поступил сигнал с учений, проведенных в Прибалтике. На этих учениях присутствовали сразу два высших военачальника — И.Е. Петров и В.Ф. Маргелов. Как оказалось, они стали свидетелями того, как во время учений боевые вертолеты сумели сорвать практически все наступательные операции При этом атакующие подразделения были вооружены зенитными установками ЭУ-23 и «Шилками», огонь которых не принес вертолетам каких-либо проблем. Вывод главкомов был весьма тревожным — худо дело, надо что-то предпринимать. В то время уже начиналась разработка комплекса «Тор», которую всемерно поддерживал Д.Ф. Устинов. В отличие от «Тунгуски», он не имел пушек. Впрочем, заикнувшись было о продолжении работ по «Тунгуске», я получил от Устинова отказ в самой неприятной форме.

И тогда, пользуясь кругом своих связей, новую попытку продвинуть «Тунгуску» предпринял Шипунов. Оказалось, что после тех учений сторонников у его разработки заметно прибавилось. В результате, нам удалось быстро подготовить проекты соответствующего решения ВПК, Совета Министров, их одобрил Леонид Васильевич Смирнов.

Конечно, наша деятельность не осталась незамеченной. Вскоре меня вызвал к себе начальник оборонного отдела ЦК И.Д. Сербин и в самой жесткой форме сказал: «Куда вы лезете! Вы же слышали, что сказал Устинов!» В общем, отчитал меня. Но и на этот раз мы не пали духом. И однажды мы узнали, что Устинов уехал в длительную командировку, а его остался замещать начальник Генштаба Николай Васильевич Огарков, относившийся к «Тунгуске» более благосклонно. Мы резко ускорили темп сбора необходимых виз и подписей, подписали документы в Генштабе, эту работу одобрил заместитель министра В.М. Шабанов. В результате решение о продолжении работ по «Тунгуске» вышло без подписи Устинова, а все мы — участники «сговора» — попали у него в опалу и, в первую очередь, Шипунов. Один он знает, что ему довелось пережить в те месяцы. Тем не менее работа продолжилась очень успешно».

Первую «Тунгуску» перевезли на Донгузский полигон в 1976 г. Традиционно в КБП было заведено так — изделие испытывает на полигоне тот, кто его разрабатывает. При этом в процессе подготовки к полигонным испытаниям сотрудникам этого под-разделения приходилось заниматься организационными вопросами их обеспечения, созданием на полигоне нормальных бытовых условий, организацией работы транспорта, доставкой всевозможных грузов, подготовкой техники и экспериментов, оценкой результатов, доработкой испытываемых образцов, корректировкой документации.

П.С. Комонов вспоминал; «Для испытаний «Тунгуски» на полигон в Донгуз были направлены три боевые машины, в экипаже каждой из которых было по четыре человека. Общая численность приступивших к работе испытательных бригад достигла вместе со смежниками 50—60 человек, а порой и до 80 человек. И все члены этой немалой команды работали практически непрерывно в три смены, часть сотрудников зачастую не уходила с технических позиций круглые сутки, да и работали практически безвыходных. Поистине самоотверженно трудились Я.Л. Кузьмич, А.Л. Кричевский, А.С. Машкин, Э.Л. Мельцер, А. М. Давыдов, А.Л. Пучков, В.Л. Поваров, B.C. Овчинников, В.И. Шабловский и многие другие».

Наряду с ними трудились и представители Генерального Заказчика, сотрудники 1839 ВП Министерства обороны и других военных представительств. Сменяя друг друга, постоянно контролировали ход работ на полигоне Ю.М. Андрианов, А.Г. Головин, В.Н. Ефимов, М.И. Горбов, П.А. Трофимов. В ряде случаев военпреды становились не просто контролерами, а соратниками, а в некотором смысле и соавторами выполнявшейся работы.

Многим из участников этих испытаний довелось находиться в состоянии такого делового азарта почти четыре года. Доходило до того, что на превышение рабочего времени начинал жаловаться персонал воинской части, привлекавшийся к испытаниям…

Подобного напряжения на полигоне не знали со дня его основания.
Как отмечал А.Л. Кричевский, «вовремя испытаний «Тунгуски» Аркадий Георгиевич Шипунов навел на полигоне жесткий порядок. Он разбил находившихся здесь специалистов на группы, назначил их начальников, и каждый вечер все начальники отчитывались о проделанном за день. Такой метод руководства оказался очень продуктивным, сразу все пошло «как по маслу», начали стрелять, начали попадать».

Одним из новшеств, использованных для «Тунгуски», стала созданная для нее цифровая система обработки информации. Здесь большую помощь КБП оказали специалисты МИЭТ и его ректор Леонид Николаевич Преснухин, взявшие на себя значительную долю работ по стыковке аппаратуры боевой машины с серийной ЦВС, по устройству системы ввода вывода информации. «Миэтовцы» также предложили использовать для «Тунгуски» и новейшие цифровые датчики, которых тогда еще не было в производстве.

Специалисты МИЭТа уже не в первый раз участвовали в совместных работах с ведущими разработчиками новейших вооружений. Еще в 1972 г. для реализации имевшихся в институте возможностей Л.Н. Преснухин на базе научных коллективов, работавших на кафедре «Вычислительная техника» МИЭТ и на кафедре «Счетно-решающие устройства» МВТУ, создал научно-исследовательскую лабораторию Миноборонпрома. Преснухин стал научным руководителем лаборатории, а ее начальником — Вячеслав Александрович Бархоткин. Основными задачами лаборатории стала разработка сложных систем вычислительной техники для новейших систем вооружения, в том числе танковых вычислительных устройств, артиллерийских вычислительных устройств, вычислительных устройств для зенитных самоходных и корабельных установок, аппаратуры управления для зенитных и противотанковых ракет.

К 1975 г. объем исследований, которые начали выполнять в институтских лабораториях, вырос настолько, что познакомиться с ними приехал министр оборонной промышленности С.А. Зверев. Внимательно оценив достигнутые в МИЭТе результаты, Сергей Алексеевич выразил свое удивление тем, что столь значительное число сложных ОКР выполняется силами небольшого коллектива, и предложил преобразовать лабораторию в КБ по разработке специализированной вычислительной техники. Вскоре был подписан соответствующий приказ. Полученный КБ МИЭТ новый статус позволил заметно увеличить объем и качество выполняемых здесь работ,
наиболее крупной из которых в конце 1970-х гг. стало создание цифровой вычислительной системы для «Тунгуски».

Л.Н.Преснухин

В.А.Бархоткин

Как вспоминал В.А. Бархоткин, «взаимодействие нашей лаборатории с КБП началось в 1972 г. с того, что Шипунов увидел и оценил нас как способных специалистов, которые могли заметно поднять интеллектуальный уровень аппаратуры для «Тунгуски». Работа с Аркадием Георгиевичем оказалась весьма конструктивной, чему немало способствовало то, что он был большим ученым, инженером, производственником. Благодаря его умению разобраться в любом техническом вопросе создавалось впечатление, что он знает в любом комплексе все до каждой гайки, резистора или микросхемы. В отличие от многих наших заказчиков, он неоднократно приезжал к нам в институт, причем общался не только с руководством, но и проходил по лабораториям, говорил с сотрудниками, слушал и в буквальном смысле ловил их мысли. От такого человека не было обидно услышать и жесткую критику. Подобное отношение нас ко многому обязывало, и мы сохраняли свою верность Аркадию Георгиевичу даже в те несколько лет, когда работы по «Тунгуске» замерли. Несмотря на то, что предложений у нас было немало, «Тунгуску» мы не забывали и от поступавших из КБП просьб о выполнении той или иной работы не отказывались. И в дальнейшем Аркадий Георгиевич не раз, общаясь с нами, говорил, что мы его самые надежные друзья. Мы всегда старались оправдать эту оценку.

Запомнилось, как однажды в одном из отделений КБП к нам предъявили претензии по проблеме, связанной с точностью ведения огня из пушки. Мы быстро изучили у себя эту проблему и поехали в Тулу. Разложили в кабинете Шипунова свои расчеты, таблицы и графики. Он уже был подготовлен своими подчиненными к тому, что мы в этой ситуации являемся крайними, и принялся внимательно изучать наши материалы. Смотрел и размышлял он довольно долго, и полностью проникся нашей точкой зрения. Вслед за этим он с негодованием посмотрел на своих специалистов и сказал: «Ну, вы меня и подвели! Потом с вами разберемся». И посмотрел на нас с большим одобрением».

По воспоминаниям А.Г. Шипунова, «когда на начальных этапах работ по «Тунгуске» мы регулярно выслушивали доводы наших оппонентов, то старались не только отвечать им, но и мотали себе на ус. Ведь в их высказываниях имелось немало ценного, базировавшегося на их опыте, обретение из главных задач. Со временем, при отработке на полигоне «Тунгуски», мы начали сталкиваться с такими вопросами, о которых мы прежде не имели никакого представления. А нам требовалось давать на них срочные и правильные ответы, объясняя причины случавшихся отказов. Нередко это требовалось делать при отсутствии данных телеметрической информации о работе бортовой аппаратуры.

В расчетах же, которые мы проводили после каждого испытания, было очень много тригонометрии, а поскольку компьютеров еще не было, ответы приходилось искать по таблицам, на подсчеты уходило очень много времени. Достаточно сложно у «Тунгуски» шла отработка математического обеспечения средств комплекса. Не было на предприятии и ставшей чрезвычайно необходимой при выполнении столь больших работ комплексной системы наземной отработки. Поэтому доводку «Тунгуски» приходилось вести на опытных образцах боевой машины, на полигоне.

Нередко это выполнялось способами, значительно отстававшими от времени. Так, когда мы подъезжали к нашей площадке на полигоне, о состоянии работ можно было легко судить по положению на боевой машине Кричевского, нижняя половина которого высовывалась из люка. С одной стороны, это было героическое поведение, люди отдавали работе все силы и время, а с другой — было предельно ясно, что так больше работать нельзя.

И мы извлекали соответствующие уроки. Иногда нам помогали прежний опыт и интуиция, иногда — удача. Но бывало так, что не помогало ничего, даже обращение за советом в крупные научные организации».

В окончательном виде стартовая масса созданной для «Тунгуски» ЗУР (получившей обозначение 9М311) составила 42 кг, а вместе с транспортнопусковым контейнером — 57 кг. Длина ракеты равнялась 2562 мм. Обе ее ступени — стартовая, диаметром (152 мм, и маршевая, диаметром 76 мм, выполненная по схеме «утка», — оснащались оперением, раскрывающимся при помощи пружин после выхода ракеты из контейнера.
Спроектированный для ракеты однорежимный двигатель, среднее время работы которого составляло 2,6 с, разгонял ракету до максимальной скорости 900 м/с. После его отделения маршевая ступень массой 18,5 кг продолжала полет в баллистическом режиме с минимальными потерями в скорости. При этом ее средняя скорость полета составляла 600 м/с, а располагаемые перегрузки достигали 18 единиц. Это позволяло поражать скоростные, летящие со скоростями до 500 м/с, и интенсивно маневрирующие с перегрузками до 5—7 единиц цели как на встречных, так и на догонных курсах, на дальностях до 8 км.

Боевое снаряжение, созданное для маршевой ступени ракеты, включало в себя 9-кг боевую часть, контактный взрыватель и неконтактный датчик. Неконтактный датчик массой 0,8 кг состоял из четырех полупроводниковых лазеров с оптической системой, образовывающей 8-лучевую диаграмму направленности, перпендикулярную продольной оси ракеты. Сигнал лазера, отраженный от цели, принимался фотоприемниками. Дальность уверенного срабатывания датчика составляла 5 м, надежного несрабатывания— 15 м.

Неконтактный датчик взводился по радиокоманде за 1 км до встречи с целью, а подрыв боевой части производился в радиусе до 5 м от цели. В случае прямого попадания, вероятность которого составляла около 60%, подрыв производился контактным взрывателем.

Боевая часть ракеты была выполнена в виде отсека большого удлинения со стержневыми поражающими элементами. Основными поражающими элементами боевой части являлись стержни, имеющие длину 0,6 м и диаметр 4 мм. Уложенные на поверхности боезаряда, они при его подрыве разделялись, образуя сплошное кольцо диаметром около 5 м. Преимуществом подобных поражающих элементов перед обычными являлось нанесение сплошного разреза обшивке и несущим конструкциям цели, что приводило к разрушению ее конструкции, т.е. к поражению по типу «мгновенное разрушение цели в воздухе». В целях повышения эффективности поражения цели боевая часть ракеты также имела осколочную рубашку, образующую осколочное поле из элементов кубической формы массой 2—3 г. В совокупности боевая часть обеспечивала режущее действие по элементам конструкции планера цели и зажигательное действие по элементам ее топливной системы. При малых промахах (до 1,5 м) также | обеспечивалось и фугасное воздействие на цель.

Кроме боевого снаряжения, в составе маршевой ступени ракеты находились антенно-волноводная система, электронный блок, гироскопический координатор, блок рулевого привода, трассер и блок питания.

В значительной степени высокие летные характеристики ракеты получили за счет ее оснащения высокоэффективной двигательной установкой. Никакой другой, кроме твердо-топливной, она быть не могла. Тем более что в 1970-х гг. для этого класса двигательных установок был предложен и реализован целый ряд перспективных технических и технологических решений, позволивших заметно улучшить их энергетические, физико-механические и эксплуатационные характеристики, а также снизить стоимость разработки и изготовления. Созданный для 9М311 двигатель в полной мере вобрал в себя эти достижения.

А.Г. Шипунов вспоминал: «Высокие характеристики двигательной установки ракеты в значительной степени были получены благодаря нашему ведущему конструктору-главному технологу Владимиру Дмитриевичу Калмытову. Еще на самых ранних стадиях работы он предложил сделать корпус двигателя из композиционных материалов, методом намотки. Хотя я и был большим сторонником такой конструкции, тем не менее, не настаивал на ее безоговорочном признании. Наоборот, я всеми силами старался нацелить двигателистов предприятия на поиски в различных направлениях, добивался от них объективных оценок этих вариантов. Ведь аналогов подобной конструкции двигательной установки для ракет нашего калибра еще не встречалось ни у нас, ни за рубежом. Но Калмыков каким-то внутренним чутьем проникся реальностью выполнения такой конструкции и на одном из совещаний уверенно сказал: «Все будет в наилучшем виде».

Когда предложенная нами ракета начала успешно летать, нам на всевозможных совещаниях и советах стали упорно задавать вопрос о том, что отделяемый двигатель может в кого-нибудь попасть. Конечно, к нам уже относились без прежней иронии, да и мы становились все более опытными бойцами. Поэтому первое время на этот вопрос мы отвечали набором своих: «А куда девается пораженная цель? А сбившая ее ракета? Это же извечный вопрос, пришедший из зенитной артиллерии — куда падают осколки снарядов?» Однако постепенно эта озабоченность передалась и нашим заказчикам, заставив нас выполнить большой объем работ, связанных с изучением процессов падения ускорителей.

В реальности же оказалось, что двигатель после отделения от маршевой ступени ракеты очень быстро тормозится. И падая на землю, он становится практически безопасным для людей, находящихся в кабине машины. А если учесть, что сегодня в боевых условиях люди крайне редко появляются на поле боя без соответствующей защиты, то и вопрос о возможности падения на них ускорителя становится чисто умозрительным».

Гораздо более серьезным по своей значимости оказался вопрос влияния факела раскаленных газов на работу системы наведения ракеты. Чтобы исключить это явление, было решено применить на стартовом участке программную дугообразную траекторию вывода ракеты. Вывод ракеты на линию визирования цели начинался за 2—3 с до встречи с целью и заканчивался в непосредственной близости от нее. Таким образом, практически на всей траектории полет ЗУР происходил с ее отклонением от линии визирования цели, что позволяло устранить влияние на работу пеленгатора дымного следа ракеты, а также снизить вероятность захвата им ИК-ловушек, отстреливаемых целью.

Как отмечал А.Г. Шипунов, «в целом проблемы, связанные с оптическим пеленгатором, сопровождавшим ракету на стартовом участке, оказались наиболее значительными среди вопросов, встретившихся нам при экспериментальной отработке «Тунгуски». Еще при первых пусках ракеты обнаружилась неустойчивость свечения факела двигателя, который на участке разгона играл для нас роль трассера. Вначале факел был ярким, потом угасал, и потом его яркость восстанавливалась. Пеленгатор при такой диаграмме работы двигателя функционировал очень плохо, и этим обстоятельством мы были чрезвычайно расстроены. При обсуждении этой проблемы возникло предложение об установке на стартовой ступени ракеты трассера. Но уже через пару дней выяснилось, что масса необходимого нам трассера могла составить почти 2 кг. Подобный довесок к ракете практически лишал ее способности разгоняться до необходимых скоростей и летать на требуемую дальность. К тому же этот трассер мог стать ложной целью после отделения двигателя от маршевой ступени ракеты. Так что это был неправильный путь, и мы поехали в Пермский НИИПМ, к разработчикам твердотопливного заряда для нашего двигателя».

Совместная деятельность КБП с Пермским научно-исследовательским институтом полимерных материалов всегда проходила на самом высоком уровне. Это предприятие было образовано в 1950 г. на базе небольшой научно-исследовательской лаборатории завода им. С.М.Кирова, одного из основных изготовителей твердых топлив в стране. В годы Великой Отечественной войны здесь производилось до 40% зарядов для легендарных «катюш». А после создания НИИПМ здесь начались серьезные работы по усовершенствованию технологических процессов изготовления зарядов, были разработаны и освоены смесевые твердые топлива. Именно эти топлива со временем составили энергетическую базу для большинства создаваемых в стране образцов ракетной техники. Одновременно с разработкой новых видов топлив в НИИПМ сформировали и уникальную экспериментальную базу, позволившую обеспечивать проверку топлив и создаваемых на их основе зарядов в самых жестких условиях будущей эксплуатации.

Как вспоминал А.Г. Шипунов, «возглавлявший НИИПМ в течение нескольких десятилетий Леонид Николаевич Козлов был природным российским умницей. Приехав к нему со своими проблемами, мы обговорили с ним массу вопросов. Поговорили о бронировке топливного заряда, о современных методах ее нанесения. А потом перешли к волновавшему нас вопросу, связанному с уровнем свечения факела двигателя. Спросили его, как нам быть? Леонид Николаевич ненадолго задумался и, не погружая нас в дебри химических взаимодействий продуктов сгорания топлива, предложил решение — укоротить на несколько миллиметров сверхзвуковую часть сопла. Я не удержался и спросил его, а что это изменит? Он в ответ пояснил, что так мы увеличим температуру газов на выходе из сопла, а значит, увеличим яркость факела. Честно говоря, я отнесся к этому простейшему предложению с недоверием. Внутренне я был готов к тому, что он предложит нам заняться уточнением рецептуры топлива, задуматься об использовании новых технологий, заключить соответствующий договор. А оказалось, что для решения нам потребовалось лишь несколько минут разговора. Но как только мы вернулись на предприятие, мы тут же отрезали от сопла, предложенные Козловым миллиметры. И все пошло, как он и предсказывал, а мыс тех пор забыли об этой проблеме».

Плодотворные творческие связи КБП наладило и с ковровским ВНИИ «Сигнал», ставшим головным предприятием по системе наведения, стабилизации линии выстрела и оптического прицела, аппаратуре навигации.

По воспоминаниям начальника комплекса ВНИИ «Сигнал» Бориса Васильевича Новоселова, «Аркадий Георгиевич Шипунов, наверное, один из немногих генеральных конструкторов, кто понимал важность и сложность создания высокодинамичных высокоточных приводов.

Он уделял этому вопросу самое серьёзное внимание. И в каждой разработке систем наведения и стабилизации под его воздействием приходилось применять неординарные решения.

Так, в приводах «Тунгуски» был использован скользящий режим работы электрогидроприводов. И недаром, когда решался вопрос об авторском коллективе соискателей Ленинской премии за работу над «Тунгуской», то в нею был включен от «Сигнала» главный конструктор приводов Иван Павлович Зыков. А на заседаниях Советов главных конструкторов по всем разработкам Аркадий Георгиевич всегда предоставлял слово разработчикам приводов наведения и стабилизации и иногда даже рекламировал разработки «Сигнала» по приводам».

В целом, кооперация разработчиков «Тунгуски» получилась очень надежной. Кроме тех предприятий, которые уже упоминались, в создании нового комплекса приняли участие Ульяновский механический завод (головное предприятие по радиоприборному комплексу, главный конструктор — Ю.Е. Иванов), Ленинградское оптико-механическое объединение (по прицельно-оптическому оборудованию), Кировский завод «Маяк», Изюмский приборостроительный завод (оптический пеленгатор ракеты), Минский тракторный завод (по шестикатковому гусеничному шасси ПИ-352, системе электропитания)…

А.Г. Шипунов вспоминал: «Я считаю, что нам сильно повезло, что разработчиком шасси был назначен Минский тракторный завод. Главным конструктором завода по спецтехнике был Борис Петрович Альгин.

Известно, что бронетехника развивается медленно, консервативно и инертно. Но Альгин был большой передовик, и на шасси, которое разрабатывалось для «Тунгуски», ему удалось сделать технический рывок сразу в нескольких направлениях. На этой машине были выполнены гидромеханическая трансмиссия и гидропневматическое подрессоривание. Также был введен гидрообъемный механизм поворота — практически на гусеничной машине у нас появился автомобильный руль. В результате мы получили квазистабилизированную платформу, что позволило нам работать на ходу и достигать высоких скоростей движения по пересеченной местности при мощности двигателя всего 710л.с. Конечно, подобная новизна несла с собой немалые риски, но в Минске с этим сумели справиться, хотя доводкой машины пришлось заниматься даже на этапе серийного производства. Но, в конце концов, необходимые показатели были достигнуты.

Б.В.Новоселов

Л.Н.Козлов

В то же время некоторые вопросы по кооперации решались непросто. Например, для изготовления башни боевой машины первоначально был определен Горьковский завод. Но, как оказалось, здесь не занимались изготовлением броневых конструкций. И нам посоветовали обратиться на завод в Подольске. Перед нами замаячила перспектива значительной потери времени, и мне пришлось пойти нетрадиционным путем. В то время секретарем подольского райкома был мой однокашник Василий Серафимович Пестов. И я направился к нему, изложил свою проблему и встретил у него полное понимание. Вскоре он душевно поговорил с директором завода Леонидом Самуиловичем Чубарем. А затем я приехал к нему на завод с рабочей группой. Мы встретили там самое доброжелательное отношение, заводские специалисты высоко оценили спроектированную нами башню по конструкции, по технологии, по надежности. В итоге была заложена основа для дружбы и сотрудничества еще с одним заводом. В общем-то, подобные знакомства с новыми предприятиями не всегда сопровождались дальнейшими делами, но здесь все сработало как надо».

Несмотря на высочайшую насыщенность аппаратурой и использование полезного объема, сравнимого с авиационной техникой, созданная для «Тунгуски» боевая машина 2С6 получилась относительно легкой и изящной. С полным боекомплектом и топливом ее масса составляла около 34 т. Она имела высокую проходимость, маневренность, а также плавность хода, обеспечивающую возможность ведения радиолокационной разведки и поражения воздушных целей в движении.

Внутри башни располагался экипаж в составе командира и двух операторов. Механик-водитель находился в переднем отсеке.

Боевая машина имела достаточно мощное бронирование, эффективно защищающее экипаж и аппаратуру от пуль и осколков.

Функционирование боевой машины 2С6, как правило, могло осуществляться автономно. При этом не исключалась и ее работа в системе управления средствами ПВО Сухопутных войск. При автономном режиме обеспечивались: поиск цели (круговой — с применением станции обнаружения и целеуказания (СОЦ), секторный — с помощью станции сопровождения целей (ССЦ) или оптического прицела); опознавание ее государственной принадлежности с помощью встроенного запросчика 1РЛ138; сопровождение цели по угловым координатам (автоматическое — с помощью ССЦ, полуавтоматическое — с использованием оптического прицела 1А29М, так называемое инерционное — с использованием цифровой вычислительной системы (ЦВС) в предположении движения цели по прямой с постоянной скоростью) и по дальности (автоматическое или ручное — с применением ССЦ, автоматическое — с помощью СОЦ, инерционное, а также по установленной скорости, определяемой командиром визуально по типу выбранной для обстрела цели).

Боевая машина оснащалась системами электропитания, навигации, внешней и внутренней связи, вентиляции и обеспечения микроклимата, средствами наблюдения, противоядерной, противохимической и противобактериальной защиты, противопожарным оборудованием.

На боевой машине устанавливалась башня, которая вращалась горизонтальным приводом наведения. В ней размещались два радиолокатора — станция обнаружения, опознавания и целеуказания и станция сопровождения цели, оптический прицел, пусковые установки ракет, две 30-мм пушки, вертикальные привода наведения.

Радиолокационно-приборный комплекс включал радиолокационную станцию, цифровую вычислительную систему и систему измерения угловых качек.

В состав радиолокационной системы входили радиолокационная станция обнаружения и целеуказания, наземный радиолокационный запросчик, радиолокационная станция сопровождения целей и передачи на борт ракеты команд управления полетом.

СОЦ 1РЛ144М представляла собой когерентно-импульсную РЛС кругового обзора дм-диапазона. Высокая стабильность частоты передатчика, выполненного в виде задающего генератора и усилительной цепочки, применение фильтровой схемы селекции движущихся целей обеспечивали высокий коэффициент подавления отражений от местных предметов (30—40 дБ), что позволяло производить обнаружение целей на фоне интенсивных отражений от подстилающей поверхности и в пассивных помехах. Однозначное определение дальности и радиальной скорости достигалось подбором значений частоты и частоты повторения импульсов, что позволило реализовать сопровождение цели по дальности и по азимуту, автоматическое целеуказание станции сопровождения цели и выдачу текущей дальности в цифровую вычислительную систему как резервный вариант при постановке противником интенсивных помех в диапазоне работы станции сопровождения.

Для обеспечения функционирования в движении была применена электромеханическая система стабилизации антенны с использованием системы измерения качек и курса самоходной установки.

При импульсной мощности передатчика 7—10 кВт, чувствительности приемника порядка 2 х 10’14 Вт, ширине диаграммы направленности антенны по азимуту 5° и по углу места 15° станция с вероятностью 0,9 обеспечивала обнаружение воздушной цели с ЭОП истребителя на высотах от 0,025 до 3,5 км, на дальности 16—19 км. При этом разрешающая способность станции и среднеквадратичные ошибки определения координат составляли, соответственно, 500 м и 20 м по дальности, 5—6° и 1° по азимуту, до 15° и 5° по углу места.

ССЦ представляла собой когерентно-импульсную РЛС см-диапазона с двухканальной системой сопровождения по угловым координатам, с фильтровыми схемами селекции движущихся целей в каналах автодальномера и углового сопровождения. Коэффициент подавления пассивных помех и отражений от местных предметов составлял 20—25 дБ.

Станция осуществляла переход на автосопровождение в режимах целеуказания и поиска цели в пределах сектора, соответствующего 120° по I азимуту и 0—15° по углу места. При импульсной мощности передатчика 150 кВт, чувствительности приемника Зх 1013 Вт, ширине диаграммы направленности антенны 2° (по азимуту и углу места) станция с вероятностью 0,9 обеспечивала переход на автосопровождение по трем координатам цели (с ЭОП, равной истребителю), летящей на высотах 0,025—1,0 км с дальностей 10—13 км при целеуказании от СОЦ и с 7,5—8,0 км при самостоятельном секторном поиске цели. Разрешающая способность станции и среднеквадратические ошибки со-провождения цели составляли, соответственно, не более 75 м и 2 м по дальности и 2° и 2 д.у. по угловым координатам.

Обе станции успешно обнаруживали и сопровождали низколетящие и зависшие вертолеты. Дальность обнаружения вертолета, летящего на высоте 15 м со скоростью 50 м/с, с вероятностью 0,5 составляла 16—17 км, дальность перехода на автосопровождение — 11—16 км. Зависший вертолет выявлялся СОЦ по доплеровскому смещению частоты от вращающегося винта и брался на автосопровождение по трем координатам ССЦ.

Станции «Тунгуски» имели средства защиты от активных помех, а также обладали способностью сопровождения цели в помехах за счет комбинаций в использовании радиолокационных и оптических средств боевой машины. Надежная защита от ударов противорадиолокационных ракет могла обеспечиваться за счет указанных выше комбинаций, разноса рабочих частот станций, регламентированной по времени или одновременной работы на близких частотах удаленных друг от друга на расстояние более 200 м нескольких боевых машин в составе батареи.

Установленная на боевой машине цифровая вычислительная система 1А26М предназначалась для решения задач управления и стабилизации вооружения, оптического прицела и радиолокационных средств, выработки команд управления полетом ЗУР при боевой работе, а также для проверки правильности функционирования систем в контрольных режимах.
Оптический прицел, состоящий из прицельно-оптического оборудования, системы наведения и стабилизации оптического прицела, аппаратуры выделения координат ИК-пеленгатора ракеты, предназначался для обнаружения и сопровождения по оптическому каналу цели и ракеты, определения и выдачи их координат цифровой вычислительной системе для решения задач управления огнем и выработки команд управления полетом ракеты.

Сочетание различных способов сопровождения цели по угловым координатам и по дальности средствами боевой машины обеспечивало несколько режимов ее работы:
— по трем координатам цели, полученным от радиолокационной системы;
— по дальности до цели, полученной от радиолокационной системы, и по ее угловым координатам, полученным от оптического прицела;
— инерционное сопровождение цели по трем координатам, полученным от вычислительной системы;
— по угловым координатам, полученным от оптического прицела, и установленной командиром скорости цели.

При стрельбе по наземным движущимся целям использовался режим полуавтоматического или ручного наведения вооружения в упрежденную точку по дистанционной сетке прицела. После поиска, обнаружения и опознавания цели станция сопровождения переходила на ее автосопровождение по всем координатам.

При ведении огня из пушек ЦВС решала задачу встречи снаряда с целью и определяла зону поражения по данным, поступающим с выходных валов антенны ССЦ, из блока выделения сигналов ошибок по угловым координатам и с дальномера, а также из системы измерения углов качек и курса боевой машины. При постановке противником интенсивных помех ССЦ по каналу измерения дальности происходил переход на ручное сопровождение цели по дальности, а в случае его невозможности — на сопровождение цели по дальности от СОЦ или на ее инерционное сопровождение. При постановке противником интенсивных помех ССЦ по угловым каналам сопровождение цели по азимуту и углу места осуществлялось оптическим прицелом, а при отсутствии видимости — инерционно (от ЦВС).

При ведении огня ЗУР использовалось сопровождение цели по угловым координатам с помощью оптического прицела. После пуска ракета попадала в поле зрения оптического пеленгатора аппаратуры выделения координат ракеты. По световому сигналу от трассера определялось отклонение ракеты относительно линии визирования цели (в угловых координатах), параметры которого поступали в ЦВС. В свою очередь, ЦВС вырабатывала команды управления ракетой, поступавшие в шифратор для кодирования в импульсные посылки, которые через передатчик станции сопровождения передавались на ракету. Движение ракеты практически по всей траектории происходило с отклонением от линии визирования цели на 1,5 д.у. для снижения вероятности попадания в поле зрения пеленгатора отстреливаемых целью тепловых помех. Выведение ракеты на линию визирования цели начиналось за 2—3 с до встречи с ней и заканчивалось вблизи от нее. При приближении к цели на расстояние порядка 1 км на ракету передавалась команда на взведение неконтактного взрывателя. После истечения времени, соответствующего пролету ракетой этого расстояния, боевая машина автоматически переводилась в готовность к пуску следующей ЗУР.

В сложной помеховой обстановке, при отсутствии в ЦВС информации о дальности до цели от РАС боевой машины, применялся дополнительный режим наведения ракеты. При этом ракета выводилась на линию визирования сразу же после старта, неконтактный взрыватель взводился через 3,2 с после старта, а приведение боевой машины в готовность к пуску следующей ЗУР выполнялось после истечения времени полета ракеты на максимальную дальность.

Как вспоминал А.Г.Шипунов, «постепенно основные проблемы, связанные с отработкой «Тунгуски» свелись для нас к отработке РЛС обнаружения и сопровождения. Совершенно неожиданно перед нами возник довольно вычурный вопрос: как только включалась эта РЛС, начиналась раскачка всей машины, и соответственно, ухудшалась работа РЛС, начинали расти ошибки. Мы провели ряд экспериментов и дали на Ульяновский завод элементарную рекомендацию — сбалансируйте антенну! Но местные специалисты отнеслись к этому с недоверием. Они объясняли раскачку машины значительной ветровой нагрузкой. Спорить с ними мы не стали, просто по-просили провести испытания в полное безветрие. И все быстро встало на свои места — машину все равно раскачивало. Вскоре антенну сбалансировали, и проблема была снята.

Конечно, наше поступательное движение с отработкой «Тунгуски» происходило не так быстро, как бы того хотелось. Сроки начинали понемногу плыть, и в сентябре 1980 г. меня вызвал начальник ГРАУ  П.Н. Кулешов. Он продолжал очень внимательно следить за нашей работой, помогая всеми имевшимися у него средствами. Теперь же он мне сказал, что пора предъявлять «Тунгуску» на госиспытания. Я считал, что делать это еще преждевременно, еще не были решены все проблемы. Но умудренный опытом Павел Николаевич не стал вникать в суть этих проблем и сказал мне:
— Стрелять стреляет? Цикл отработан? Надо предъявлять, иначе могут возникнуть неприятности. Обещаю, что подход будет самый благоприятный.

И свое обещание он сдержал».

В конце сентября 1980 г. на Донгузском полигоне начались государственные испытания ЗПРК «Тунгуска». Комиссию по этим испытаниям возглавил Ю.П. Беляков, сумевший обеспечить ее быструю и эффективную работу. В состав комиссии также вошли А.Г. Шипунов, Н.П.Брызгалов, П.С.Комонов, В.К.Коростиев, В.М. Кузнецов, А.Д.Русьянов, И.П.Зыков, Э.В.Григорьев, В.В. Ратушев, А.Д.Гурьянов, И.Л.Максимов, М.Д.Мезенцев и другие пред ставители Министерства обороны и промышленности.

31 декабря 1981 г. госиспытания завершились, а 8 сентября 1982 г. комплекс 2К22 «Тунгуска» был принят на вооружение и вскоре пошел в войска.

Организационно четыре боевых машины 2С6, как правило, сводились в зенитный ракетно-артиллерийский взвод зенитной ракетно-артиллерийской батареи, состоящей из взвода ЗРК «Стрела-10СВ» и взвода ЗПРК «Тунгуска». Батарея входила в состав зенитного дивизиона мотострелкового (танкового) полка. В качестве батарейного командирского пункта использовался пункт управления ПУ-12М, который был связан с командным пунктом командира зенитного дивизиона — начальника ПВО полка. В свою очередь, в качестве командного пункта полка служил пункт управления подразделениями ПВО полка «Овод-М-СВ» (подвижный пункт разведки и управления ППРУ-1) или его модернизированный вариант «Сборка» (ППРУ-1М).

В дальнейшем боевые машины 2С6 должны были сопрягаться с унифицированным батарейным командирским пунктом 9С737 «Ранжир». При сопряжении «Тунгуски» с ПУ-12М команды управления и ЦУ с последнего на боевые машины 2С6 передавались голосом с помощью штабных радиостанций, а при сопряжении с 9С737 — с помощью кодограмм, формируемых аппаратурой передачи данных. При управлении «Тунгусками» от батарейного командирского пункта анализ воздушной обстановки и выбор целей для обстрела каждым комплексом должны были производиться на этом пункте. На боевые машины следовало передавать распоряжения и целеуказания, а с комплексов на батарейный командирский пункт — данные о состоянии и результатах боевой работы комплекса.

Работа боевых машин 2С6 обеспечивалась с помощью транспортно-заряжающих машин 2Ф77М (на шасси KAMA3-43101) с двумя боекомплектами патронов и восемью ракетами, машин ремонта и техобслуживания 2Ф55-1 (на шасси Урал-43203 с прицепом) и 1Р10-1М (на шасси Урал-43203, по радиоэлектронной аппаратуре), машин техобслуживания 2В110-1 (на шасси Урал-43203, по артиллерийскому вооружению), автоматизированных контрольно-испытательных подвижных станций 9В921 (на шасси ГАЗ-66), мастерских техобслуживания МТО-АТГ-М1 (на шасси ЗиЛ-131).

За создание «Тунгуски» в 1984 г. был удостоен звания Героя Социалистического Труда В.П. Грязев, орденами Ленина были награждены А.Г. Шипунов и А. А. Поповкин.

В 1986 г. за работы по «Тунгуске» были удостоены Ленинской премии А.Д. Русьянов, А.Г. Головин, П.С. Комонов, В. М. Кузнецов.

В 1988 г. за разработку, испытание и освоение «Тунгуски» в серийном производстве Государственной премии СССР были удостоены И.П. Зыков, В.А. Коробкин, Н.П. Брызгалов, Л.Б. Битман, В.Г. Внуков, В.К. Коростиев.

До конца 1980-х гг. ЗПРК «Тунгуска» имел за рубежом различные обозначения — ZSU-30-2, ZSU-X, SPAAG М-1986 (по времени его первой идентификации). В окончательном виде за комплексом затвердилось обозначение SA-19 (по терминологии США) и Grissom (по терминологии НАТО).

Принятие «Тунгуски» на вооружение оказалось поистине незаурядным событием. В США и Западпой Европе тогда еще только формировались предпосылки для начала работ над подобными мобильными комплексами ПВО малой дальности.

Так, в 1975 г. руководство армии США приняло решение об использовании для аналогичных целей франкогерманского комплекса «Роланд». В те годы этот ЗРК был сочтен наиболее предпочтительным перед французским «Кроталем» и английской «Рапирой». Однако, затратив около 300 млн. долл., в 1981 г. американцы отказались от продолжения этой работы: как объяснялось, из-за встретившихся трудностей в достижении соответствия комплекса американским стандартам и неприемлемо высокой стоимости. Впрочем, окончательного отказа от этой идеи не последовало. В 1985 г. командование Армии США объявило о начале работ над комплексной программой FAADS (Forward Area Air Defense System), ориентировочная стоимость которой предполагалась в 11,5 млрд. долл. Ее реализация должна была радикальным образом повлиять на возможности сухопутных войск по решению задач борьбы с низколетящими целями различных типов, в первую очередь с боевыми вертолетами, а в отдельных случаях — и по поражению бронетанковой техники.

Одним из элементов этой программы стало создание комбинированного ракетно-артиллерийского комплекса LOS-F (Line-Of-Sight-Forward), предназначенного для поражения целей в зоне прямой видимости на дальностях 6—8 км и обороны подразделений, находящихся в непосредственном боевом соприкосновении с противником, и зенитного ракетного комплекса LOS-R (Line-Of-Sight-Rear) для поражения воздушных целей в зоне прямой видимости и обороны объектов в тыловом районе дивизии.

Объявляя программу FAADS, американцы сочли наиболее разумным привлечь к участию в ней наиболее известные фирмы-разработчики средств ПВО из различных государств. Окончательный выбор победителя предполагалось сделать после проведения сравнительных испытаний. И предложения не заставили себя ждать. Вскоре на американском полигоне в Уайт-Сэндс появилось несколько комплексов ПВО, оснащенных как ракетным, так и пушечным вооружением: американо-французский «Либерти» с ракетой VT-1 (фирм «Воут» и «Томсон-ЦСФ»), американо-швейцарский ADATS (фирм «Мартин-Мариетта» и «Эрликон»), самоходный вариант английского ЗРК « Ра-пира» (консорциума «Аэроспейс Дефенс Системе»), «Паладин», созданный на основе комплексов «Роланд-2» и «Роланд-3» (консорциума «Вестерн Альянс Эйр Дефенс»).

Главным испытанием для каждого из ракетно-артиллерийских комплексов должны были стать выполненные им десять пусков ракет по беспилотным самолетам и вертолетам. Этими пусками подвели черту в соревнованиях, победителем которых стал ADATS, поразивший восемь мишеней.

Однако уже на завершающем этапе подготовки контракта на сумму 1,7 млрд. долл., которым предусматривалось изготовление первых 166 комплексов (а всего их планировалось изготовить 566 и около десяти тысяч ракет), из-за смены международной обстановки, а также ряда выявившихся недостатков ADATS ситуация для победителей резко изменилась. В конечном счете, крупномасштабных заказов на ADATS так и не последовало.

В итоге, до конца XX века аналогов «Тунгуски» так и не появилось! А ее создатели тем временем продолжали совершенствовать свое детище. С августа по октябрь 1990 г. на Эмбенском полигоне (начальник полигона —В.Р.Унучко) под руководством комиссии во главе с А.Я. Белоцерковским (в состав комиссии также входили А.М.Давыдов, Ю.Г.Токаренко, Н.Н.Жевлаков, АЕ.Васильев, А.П.Гришин, В.А.Поваров, Н.И.Юруца, АС.Глинков и другие) прошли испытания комплекса «Тунгуска-М» (2К22М).

В том же году комплекс был принят на вооружение Советской Армии.
Основной объем доработок этого варианта «Тунгуски» был связан с введением в его состав новых радиостанций и приемника для связи с батарейным командирским пунктом «Ранжир» (ПУ- 12М) и командным пунктом П П РУ-1М (П П РУ-1), а также заменой газотурбинного двигателя агрегата электропитания комплекса на новый, с вдвое увеличенным ресурсом работы— до 600 ч.

Начало работ по дальнейшей модернизации «Тунгуски» совпало по времени с боевыми действиями в Персидском заливе, в процессе которых была продемонстрирована новая стратегия действий на поле боя. Она включала в себя нанесение в начале боевой операции массированною воздушного удара авиацией, действующей вне зон поражения средств ПВО, с использованием малоразмерных беспилотных летательных аппаратов различного назначения. Это позволяло выявить места расположения радиолокационных средств разведки и огневых средств ПВО с целью их дальнейшего уничтожения. В итоге, система ПВО войск и объектов в короткое время разрушалась, вслед за этим в действие вступала пилотируемая авиация.

Таким образом, в начале 1990-х гг. приобрела особую актуальность задача борьбы с большим количеством одновременно действующих малоразмерных воздушных целей.

В результате, в процессе дальнейшей модернизации «Тунгуски» в состав боевой машины была введена аппаратура автоматизированного приема и обработки данных внешнего целеуказания от командного пункта типа ППРУ (9С80). Это позволило организовать автоматическое распределение целей между боевыми машинами и значительно повысить эффективность боевого применения батареи ЗСУ при отражении массированного налета. Выполненная одновременно с этим модернизация цифровой вычислительной системы «Тунгуски» на базе нового вычислителя позволила расширить ее функциональные возможности при решении боевых и контрольных задач, повысить точность их решения.

В то же время основное ограничение в увеличении эффективности комплекса по борьбе с малоразмерными целями было связано с использованием в составе ракеты неконтактного датчика цели, построенного на основе лазера. Этот датчик обладал хорошими эксплуатационными характеристиками, отличался высокой надежностью, хорошо работал в заданном температурном диапазоне, гарантированно срабатывал при перехвате крупноразмерной цели, однако небольшая цель могла «проскользнуть» между лучами лазера.

Еще один недостаток «Тунгуски» заключался в полуавтоматическом способе сопровождении цели наводчиком через оптический прицел. При этом в боевой машине было изначально заложено автоматическое сопровождение цели радиолокатором сопровождения при стрельбе из пушек. Артиллерийская стрельба не требовала высочайшей точности наведения, ошибки радиолокатора были незначительными для облака рассеяния снарядов вблизи цели. В свою очередь, ракета должна была пройти рядом с воздушной целью на расстоянии не более 5 м, а установленный на «Тунгуске» радиолокатор давал на расстоянии 8 км собственную ошибку, которая вдвое превышала требуемые параметры. Поэтому лишь применение оптики позволяло вывести ракету на цель с точностью 2—3 м, но для этого требовались операторы высокой квалификации, которые должны были постоянно тренировать свои навыки.

В 1992 г. в КБП по заказу ГРАУ Министерства обороны приступили к работе, названной «Разгрузка оператора» . В процессе ее выполнения была введена схема разгрузки, позволившая существенно облегчить работу наводчика при двухкоординатном сопровождении подвижной воздушной цели оптическим прицелом. Это также дало возможность реализовать идею использования станции сопровождения для автоматического сопровождения воздушного объекта при стрельбе ракетой. При этом остававшиеся ошибки наведения оператор мог выбрать с помощью ручного манипулятора.

В состав аппаратуры боевой машины были введены: аппаратура приема и реализации автоматизированного целеуказания от батарейного командирского пункта; ИК-пеленгатор ракеты — аппаратура выработки координат ракеты; новый вычислитель, обладающий большим быстродействием и памятью; модернизированная система измерения углов качек.

Проведенные на полигоне натурные испытания дали хороший результат: была повышена точность сопровождения и снижена зависимость эффективности боевого применения ракетного оружия при использовании оптического канала от уровня профессиональной подготовленности наводчика.

Наряду с этим в КБП усовершенствовали и саму ракету, получившую обозначение 9М311-1М. Ее маршевая ступень вместо трассера в хвостовой части, служившего источником сигнала для датчика координат ракеты, оснащалась непрерывным и импульсным источником света — лампой-фарой. Доработке подверглась и аппаратура ракеты: была повышена ее помехозащищенность при обстреле целей, использующих оптические помехи, лазерный неконтактный датчик заменили на радиолокационный, с круговой диаграммой направленности антенны.

Все это позволило увеличить зону поражения комплекса до 10 км, улучшить помехозащищенность оптической линии управления ракетой, гарантированно поражать малоразмерные цели, такие как крылатые ракеты.

Из воспоминаний А.Г. Шипунова: «В целом, обстановка в нашей работе по совершенствованию «Тунгуски» была благоприятной. Все участники кооперации работали на одну задачу. Конечно, в какой-то степени мы продолжали соперничать с созданным к тому времени « Тором», хотя наша система не была всепогодной из-за того, что на начальных этапах не нашлось подходящих решений для создания таких средств автоматического со¬провождения. Но ко времени создания варианта «Тунгуска-Ml» решения были найдены, и получилось очень неплохо — на демонстрационных испытаниях было получено прямое попадание в такую сложную мишень, как Е-95. Однако это было уже в 1990-е годы, когда настали другие времена. «Тунгуска-М1» прошла испытания, но ее долго не принимали на вооружение. Формальной причиной было то, что выдвинутыми в этом десятилетии новыми требованиями предусматривалось наличие для комплекса отечественной базы производства. Поэтому вместо ГМ-352 белорусского производства « Тунгуска-М1» получила шасси ГМ-5975 Мытищинского производственного объединения «Метровагонмаш». Особых возражений там не было, но наша боевая машина поначалу потеряла ряд своих ценных качеств, в том числе гидропневматическую подвеску. Я всеми силами сопротивлялся такому подходу, выступал на совещаниях, говорил, что это резко снизит точность стрельбы, особенно в движении. По-немногу ко мне начали прислушиваться, и со временем нам удалось общими усилиями довести машину до необходимого уровня».

В окончательном виде модернизированная «Тунгуска-М 1» была принята на вооружение 2 сентября 2003 г.

Этот вариант комплекса обеспечивает стрельбу зенитными автоматами с места, коротких остановок и в движении в любое время суток и любых погодных условиях, а ракетами с места — в условиях визуальной видимости.

Кроме боевых средств, в состав ЗПРК «Тунгуска-М 1» входят средства технического обслуживания и ремонта и учебно-тренировочные средства.
В состав средств технического обслуживания и ремонта входят: транспортно-заряжающая машина 2Ф77М; машина ремонта и технического обслуживания 1Р10-1М1; машина технического обслуживания 2В110-1; машина ремонта и технического обслуживания 2Ф55-1М1; машина (мастерская технического обслуживания) МТО-АГЗ-М1.

Транспортно-заряжающая машина 2Ф77М предназначена для транспортирования 32 коробов с выстрелами и восьми ракет, а также для снаряжения или расснаряжения патронных лент.

Машины технического обслуживания и ремонта обеспечивают проведение планового технического обслуживания и текущего ремонта радиолокационной и цифровой вычислительной аппаратуры, электрооборудования, гусеничных шасси и автомобилей, восстановление работоспособности механических сборочных единиц, перевозку, хранение группового комплекта ЗИП и учебно-тренировочных средств.

Для проверки ЗУР на базах хранения применяется автоматизированная контрольно-испытательная подвижная станция 9В921М.

В состав учебно-тренировочных средств входят: тренировочное устройство для командира ЗСУ и оператора РЛС 1РЛ912М; автономный тренажер наводчика оптического прицела 9Ф81 ОМ; учебный класс изучения материальной части ЗСУ и приемов ее эксплуатации.

Тренировочные средства, находящиеся в составе комплекса, обеспечивают в сочетании с работой по реальным воздушным целям возможность привития расчетам твердых навыков боевой работы в сложных условиях.

Организационно ЗПРК «Тунгуска-Ml», как правило, образует зенитно-артиллерийскую батарею, которая может входить в состав зенитного дивизиона мотострелкового или танкового полка, бригады, дивизии. В составе батареи обычно имеются отделение управления и три зенитных взвода.

Зенитный взвод является основным тактико-огневым подразделением, оптимальный состав которого предполагает наличие двух боевых и двух транспортно-заряжающих машин. Взвод такого состава способен вести боевые действия и выполнять боевые задачи в составе батареи или самостоятельно.

(по материалам журнала «Техника и вооружение» №№ 4,5,6 2011 г.)

Статьи о ЗПРК «Тунгуска»:

ЗПРК «Тунгуска» ведет бой по всем правилам

ЗПРК 2К22 «Тунгуска», 2К22М «Тунгуска — М»

Чистильщики неба

Категории: Как создавался ЗПРК "Тунгуска". Автор admin
✏ Нет комментариев »